Хозяин Амура [СИ] - Дмитрий Хван

Голова командующего армией раскалывалась, в груди першило — сказывалась не до конца залеченная болезнь, свалившая Леннарта с ног ещё в Богемии.

«Видит Бог, я делаю всё, что в моих силах!» — он разжал веки и, пригнув голову, прошёл внутрь, в умиротворяющий сумрак шатра.

Повалившись на топчан, фельдмаршал с трудом стянул, казалось приросшие к ногам сапоги, свалив при этом двух слуг, помогавших ему. Наконец, освободившись от сапог, военачальник закрыл глаза и принялся массировать виски.

— Прикажете нести ужин? — робко осведомился голос из-за полога.

— Пусть несут! — рыкнул Торстенсон. — И немедленно позвать ко мне лекаря Иоганна! Мне нужны его настойки…

Уже скоро принесли еду, и Леннарт устало принялся за печёного гуся, морщась от пульсирующей в голове боли. Но и сейчас ему не давали покоя — дважды в шатёр входили люди. Сначала полковник Олессон, приведший две сотни рейтар из Эребру, и это было хорошей новостью — ибо пополнение кавалерии было сейчас наиболее желаемо для фельдмаршала. Все конные отряды армии были собраны из опытных воинов, в которых Торстенсон был уверен, как в себе. А вот пехотинцы наполовину состояли из вчерашних крестьян, четверть из которых прошла самую минимальную подготовку. Но на большее рассчитывать было нельзя — людские ресурсы королевства не безграничны, уже сейчас армия испытывала недостаток обученных солдат, а казна не имела золота, чтобы нанять солдат удачи хорошего качества. А затем к военачальнику с громкими стонами и плаксивыми жалобами на московитов ворвался явно выживший из ума бывший пастор Ниена, Генрих Мартенсон Фаттабур, прибывший из Стокгольма. Леннарт тут же прогнал его взашей, запустив в спину Генриха гусиной головой. После этого Торстенсон запретил пускать к нему в шатёр кого бы то ни было — ему нужно было отдохнуть, ожидая лекаря.

— Доброго здоровья, мой фельдмаршал! — раздался по-женски тонкий голос толстяка Иоганна — лекаря из Голштинии.

— Твоими молитвами, Иоганн! Проходи! — воскликнул Торстенсон, вытирая жирные пальцы о край скатерти. — Я давно уже тебя жду! Моя голова словно наковальня…

— Сейчас, сейчас! — пробормотал немец, снимая с плеча звякающую стеклом огромную сумку, и склонился над ней, ища нужные пузырьки.

Внезапно у входа в шатёр послышалась какая-то возня и раздались предостерегающие вскрики.

— Снова этот сумасшедший пастор?! — рыкнул Леннарт, сжав кулаки.

— Пошли прочь! У меня срочное послание от бургомистра Кальмара! — на улице гремел сильный молодой голос.

— Господину фельдмаршалу нездоровится, у него лекарь! Обожди!

— Дурачьё! Доложи о послании! — не унимался гонец.

Леннарт, переглянувшись с замершим Иоганном, дал знак слуге пустить гонца. Тут же, внутрь прошёл лихого вида морской офицер. Сняв шляпу и поклонившись Торстенсону, он не мешкая, передал ему свиток, после чего начал громко выкрикивать основные положения послания:

— Мой фельдмаршал! Кальмар в огне! Датчане атаковали стоявшие на рейде суда, сожгли порт и высаживают солдат, которые грабят город! По всему побережью разносится весть о гибели фельдмаршала Густава Горна и его армии в морской пучине! У датчан появились новые корабельные бомбарды, невиданной прежде силы!

Леннарт понял, что это конец. Крах. Полный и безоговорочный. Самоуверенность дорого выйдет королевству, в этом фельдмаршал не сомневался. Конечно, что-то можно изменить в лучшую сторону искусством дипломатии, в которой риксканцлер был весьма и весьма искусен. Но Леннарт не был уверен, что юная Кристина предоставит Акселю этот шанс. Мало для кого при дворе было секретом, что судьба Оксеншерна висит на волоске. Молодые волки из окружения принцессы, которая уже была готова стать королевой, чуя свою силу, уже примеривались к шее старого оленя. Что же будет далее?

А сейчас Торстенсон немалым усилием воли подавил нахлынувшее на него, впервые за долгие годы чувство обречённости. Фельдмаршалу не хотелось, чтобы об этой слабости узнали другие люди. Например, этот молодой офицер с горящим взором и прекрасным в своей решительности лицом. А потому, скрыв эмоции и буднично спросив у гонца его имя, Леннарт сильным и уверенным голосом проговорил:

— Никлас! Благодарю тебя за доставленное вовремя послание! Я уверен, Кальмар держит оборону! — Торстенсон подошёл к молодому человеку и, по-дружески положив ему руку на плечо, продолжил:

— Надо быть сильным! А теперь, обожди на улице, покуда я надиктую писарю ответ бургомистру и начальнику гарнизона.

Только когда молодой человек вышел, фельдмаршал позволил себе устало опуститься на стульчик, после чего он погрузился в тяжкие думы. С большим трудом надиктовав ответное письмо в Кальмар, а так же послания в Стокгольм и Эребру, Торстенсон, отдав последние на сегодня приказы, позволил себе лечь спать.

Ночью чутко спавший Леннарт был разбужен дальними хлопками мушкетных выстрелов и раскатистым рявканьем пушек. Датчане! Вскочив с широкой лавки, заменявшей ему кровать, он схватился за приставленную у изголовья тяжёлую шпагу и окликнул слуг. Не успели они, растерянные и оттого неповоротливые, помочь ему одеться, как в шатёр ворвался генерал Йоганн Банер:

— Мой фельдмаршал! Датчане, уничтожив наши передовые отряды у деревни Сьёторп, продолжают двигаться навстречу маршевыми колоннами!

— Их много? — пытаясь оставаться невозмутимым, проговорил Торстенсон, с помощью слуг одевая камзол.

— Успевшие бежать говорят о десяти тысячах, но сейчас ночь, мой фельдмаршал, и…

— Откуда им знать? — прогремел Леннарт. — Эти трусы оставили свои позиции при виде врага! Йоганн, немедленно поднимайте солдат! И пусть каждый из них занимает позицию, для него ранее определённую!

— Слушаюсь, господин фельдмаршал! — генерал Банер скрылся за пологом входа, заранее откинутым младшим офицером.

Леннарт сжав губы, обдумывал сие коварство данов — ночная атака опасна, ведь количество неприятеля неизвестно. Да и кавалерия — главный козырь Торстенсона, для дела сейчас непригодна. Но он надеялся, что враг не дойдёт до безумства ночного боя и отложит схватку на утро. Однако нужно быть готовым и к крайности, а посему шведский лагерь в данный момент более всего походил на разворошённый палкой мальчугана муравейник. Горели часто разложенные костры и отблески пламени отражались на кирасах и кабассетах пикинёров. В лунном свете колыхались перья на шляпах мушкетёров, которые, чихвостя на все лады проклятых данов, были вынуждены занимать свои позиции в построениях бригады, вместо того, чтобы отсыпаться после дневных работ по устройству лагеря и укреплений. Взволнованно ржали кони, а звон железных доспехов и оружия раздавался отовсюду, даже из самого конца шведских позиций, близ берега озера. Злые офицеры, раздавая зазевавшимся оплеухи, зычно кричали команды и выстраивали ровные шеренги солдат. Уже скоро шум и гвалт стихли, и над лагерем Торстенсона установилась гнетущая тишина. Воины напряжённо всматривались вперёд, будто желая в ночной темени увидеть что-либо ещё кроме дальних огней, показывавших, насколько далеки даны от занимаемых шведами позиций. А пока раскладывались огни в полусотне шагов перед позициями, дабы не проглядеть появление врага, Леннарт отправил навстречу противнику несколько небольших отрядов мушкетёр, с целью прощупать датчан, держась берега Венерна, а заодно, если позволят обстоятельства, и атаковать неприятеля. А на холмах стало тихо, лишь посвист ветра, да шум воды огромного озера, им вызываемый, нарушали покой ночи.

— Чёртовы датчане! Дети сатаны! Помоги нам Господь! — со злобой то и дело ругались стоявшие в шеренгах солдаты, перемежая, однако, брань с молитвой.

— Они не посмеют атаковать нас! — авторитетно заявил усатый фенрик Юхан, стоявший у правого фаса бригады. — Стоит им увидеть в свете дня наши позиции, как они поймут наше превосходство.

И тут, словно в насмешку, где-то далеко впереди, со стороны врага, расцвели яркие огоньки, а мгновение спустя, раздалось с десяток гулких хлопков мушкетных выстрелов.

— Дурачьё! — ухмыльнулся фенрик. — Мушкетная пуля не способна…

В этот же момент за его камзол схватился, выронив сошку мушкета, мушкетёр, стоявший крайним в ряду. Шляпу солдата будто снесло сильным порывом ветра, а лицо его, на котором застыло выражение крайнего изумления, заливала чёрная кровь. Он упал на колени и завалился вперёд, подрагивая всем телом. Мушкетёр, стоявший за ним, сипел, пытаясь остановить кровь, толчками выбрасываемую сердечной мышцей из обширной раны на шее. Прошло совсем немного времени, и от обильной кровопотери несчастный затих. Бывший за спиной умершего мушкетёра солдат, без излишней суеты, громко читал молитву о спасении, зажимая рваную рану на плече. Оглянувшись по сторонам, слыша звуки падающих тел, стук одной о другую выпавших пик, и железный лязг, растерянный фенрик увидел ещё нескольких упавших воинов. Места выбывших в строю занимали их соседи.